Пётр Ившин: "музыка должна оказывать на людей терапевтический эффект"

Среди джазовых музыкантов бытует такая шутка: «Фестиваль групп, где не играл Пётр Ившин, был отменен из-за дефицита участников». И действительно, одно только перечисление коллективов, с которыми сотрудничал и сотрудничает Пётр Ившин, – солидный лонгрид. «Один из самых ярких и востребованных барабанщиков в России», «барабанщик-виртуоз», «один из лучших барабанщиков в современной импровизационной музыке» – именно так начинаются публикации об этом музыканте.

«Один из самых вдумчивых, искренних и утонченных собеседников» – пожалуй, так я бы охарактеризовал Петра Ившина, как человека.

джазовый барабанщик Петр Ившин

«…на скрипку я не хотел»

Первые барабанные палочки Петя взял в руки будучи пятилетним ребенком. Ему их выстрогал из дерева старший брат, подметив увлечение юного дарования барабанить по диванным подушкам и кастрюльным крышкам.

– Брат был первым человеком в моей жизни, который приобщил меня к музыке, – говорит Пётр. – Мы с ним проводили очень много времени и у нас с ним действительно была очень особенная связь. Он тогда слушал Bon Jovi, Depeche Mode и прочий такой поп-рок, который в то время набирал популярность. Это были девяностые. И именно брат мне тогда начал объяснять чем, на его взгляд, хорошая музыка отличается от плохой. Если бы не эти его лекции, я вряд ли бы вообще стал идентифицировать для себя понятие хорошей музыки и сформировал какой-то музыкальный вкус. И дальше я стал уже развиваться, у меня возникла какая-то тяга, потребность в музыке. Конечно, сначала это была больше рок-музыка, через некоторое время появился джаз и ещё позже – классика.

Далее становлению будущего музыканта помогли родители. И хотя они не были музыкантами (папа – Андрей Евгеньевич – профессионально занимался волейболом, мама – Людмила Николаевна – художественной гимнастикой), они не стали препятствовать увлечению сына «сомнительной» для старшего поколения рок-музыкой, а напротив – полностью поддержали.

– Я могу сказать абсолютно точно: львиная доля того, что я состоялся как музыкант, – это заслуга моих родителей. Я бесконечно благодарен им. Они всю свою жизнь, может быть даже с небольшим перебором, посвятили мне и постоянно помогали мне именно в развитии музыкальном. Когда мы жили в Балашихе, там было всего две музыкальных школы. Сначала они меня отвели в первую – имени Свиридова. Но оказалось, что там нет барабанов, а на скрипку я не хотел. Выяснилось, что в городе есть вторая школа – для духовиков – где есть ударные инструменты. Это был единственный класс ударных в Балашихе, и там, собственно, у меня и произошло знакомство с барабанами.

С шестого класса родители наняли частных преподавателей и перевели сына на программу экстерна в общеобразовательной школе, чтобы он мог сконцентрироваться на занятиях инструментом. Это, по мнению Петра, был ещё один значимый вклад родителей в его становлении как музыканта.

В 14 лет юный Ившин знакомится с замечательным преподавателем – Михаилом Ильичом Ковалевским – и поступает в Центральную Музыкальную Школу при Консерватории, где учится в классе академического ударного инструмента, разучивает много классических произведений, играет в военном оркестре. Этот этап Петр вспоминает как «…отдельный период, когда в моей жизни барабанов было значительно меньше, но было очень много именно изучения музыки. Это было очень интересно, особенно – уроки литературы, когда ты понимаешь, что каждая нота имеет смысл, содержание, историю, состояние, настроение… Это очень сильно повлияло на моё восприятие музыки».

– Когда состоялось твоё первое концертное выступление на сцене?

– Мне было 10 лет, и это был концерт в Центральном Доме Работников Искусств города Москвы. Я выступал в составе квартета таких же детей как я, которыми руководил выдающийся джазовый преподаватель Пётр Петрович Митрохин. Причём попал я в этот коллектив случайно: один из ребят, барабанщик, по состоянию здоровья не смог участвовать, и было всего пять репетиций, на которых мне нужно было срочно войти в программу. Там было, может быть, пять вещей всего, но тем не менее, тогда это было для меня с нуля. То есть, я не знал ровным счетом ничего. Я занимался с преподавателем по ударным, но ведь занятия специальностью и джазовый ансамбль – это два совершенно разных мира!

Тот концерт был моей первой практикой джазового барабанщика, и потом я уже играл в этом коллективе достаточно долго.

Барабанщик, джазмен Петя Ившин

«Абсолютная любовь»

– Перенесёмся из детских воспоминаний в настоящее. Ты уже более шести лет являешься неотъемлемым участником «Трио Дмитрия Илугдина». Дмитрий тебя очень уважает и ценит, считает тебя и Виктора Шестака соавторами всех своих произведений – это его слова. Скажи, пожалуйста, что значит этот проект для тебя лично?

– Можно сказать, что в каком-то смысле это моя музыкальная семья. Дима является тем музыкантом, с которым у меня есть какое-то совершенно необъяснимое соединение и способность понимать друг друга с полуслова, с полузвука. И как с музыкантом, и как с человеком, и как с другом. Знаешь, это очень интересно: когда музыкант садится разыгрываться, допустим, на саунд-чеке и начинает играть просто что-то первое, что приходит ему в голову, то когда это делает Дима, я всегда понимаю, что он играет. Примерно то же самое я слышу внутри. Это происходит всегда. Более того, с нами произошло очень много совместных метаморфоз: мы сначала играли джаз-рок, фанк, фьюжн, но потом одновременно поняли, что мы больше хотим себя проявлять в акустическом звучании. То есть мы просто почувствовали, что хочется выражать себя в большей степени именно таким языком. Потому что есть какая-то тонкая балансировка, какая-то тонкая динамика, которую электронными инструментами передать труднее, так как диапазон возможностей, спектр не настолько широк, как именно у акустического звука. Хотя это мое субъективное мнение, конечно.

То, что делает Дима, мне очень близко. Мы с ним с ним постоянно общаемся, и я понимаю, что мы с ним оба люди склонные к анализу и рефлексии, и разные фазы развития личности у нас переходят в музыку. И мне очень ценно, что мы очень похоже все это ощущаем, и что эти трансформации у нас происходят как у близких людей. Можно сказать, всё, что мы чувствуем, мы переносим в музыку.

– После выхода вашей пластинки «My Story» я спросил Диму, что побудило его взяться за перо? На это он ответил, что собственно «перо» он из рук никогда не выпускает, просто до фиксации того, что он слышит, до публики доходит лишь небольшой процент. При этом Дима постоянно подчеркивает, что в каждой вещи вы с Виктором – полноправные соучастники. А как происходит процесс совместного творчества? Вот Дима, например, принес какую-то новую вещь, а Петя сказал: нет давай не так сыграем, а так, потому что мне здесь барабаны видятся по-другому…

– Это примерно так и есть, правда! То, что происходит внутри нашего трио, я условно называю «абсолютной любовью», потому что каждый из нас готов принять то, что его предложение может быть неуместным, равно как и то, что предложение другого будет наиболее лучшим. Мы абсолютно открыты, и нет никакой дистанции в вопросах, когда мы предлагаем какие-то свои идеи. Мы пробуем предложения любого из нас троих, и любая идея может стать решающей. Это очень сильно отличается от того, когда ты приходишь в коллектив, где уже написаны ноты и тебе просто говорят, что нужно сыграть. Это немножко другая история. Каждое произведение трио заряжено энергией каждого участника, заряжено энергией не просто твоего исполнения этой музыки, и даже не просто твоего отношения к тому, что написал автор, – оно заряжено общими идеями. Вот это очень важно понимать. Когда мы выходим, мы понимаем, что каждый из нас где-то уступил, где-то его идея стала первичной, но это общее ощущение того, что мы это вместе родили.

– И всё-таки я думаю, что Дима в некоторой степени – диктатор. Это же он тебя заставил купить вот этот большой барабан-тыкву?

– Нет, это совсем не так [смеётся]. В период карантина мне привезли этот африканский инструмент – калабаш. Я его изучил, и когда Дима уже увидел видео, которые я выкладывал в фейсбуке, он сказал, что хотелось бы попробовать с ним что-то сделать. То есть это не его идея была, а моя.

– Да я шучу. Я понимаю, что ты любишь все эти, с позволения сказать, игрушки, и если раньше, до образования Трио, ты видел возможность их использования на сцене именно в какой-либо коллаборации с Илугдиным, так как на массовых концертах эти «калабашки» не востребованы, то сейчас ты их покупаешь, придумываешь какие-то оригинальные фишки, которые в силу вашего взаимного проникновения рождают какие то новые идеи.

– Да, именно так.

Петр Ившин джаз барабан ударные

«Прохладные Вторники»

– Джем-сейшены Петра Ившина в Клубе Козлова, именуемые «Прохладные Вторники»: как давно, почему и зачем?

– Начнем с небольшого отступления. Примерно с 2015 года у меня появилась абсолютно неожиданная для меня страсть к джазу и в особенности к «кул-джазу» (cool jazz). Раньше я эту музыку не очень любил, если честно. Я учился её играть, но энергетически не ощущал. А в 2015-м году, в силу определенных обстоятельств, у меня возникла потребность проникнуться в эту музыку, я услышал те звуки, которых раньше не слышал, и начал активно изучать манеру игры джазовых барабанщиков.

– Кто из барабанщиков оказал на тебя основное влияние в плане традиционного или кул-джаза? Я понимаю, что ты знаешь их всех, но хотя бы двух-трёх назови, пожалуйста?

– На самом деле каждый по-своему. Один из самых главных, наверное, это – Кенни Кларк (Kenny Clarke), также это – Макс Роуч (Maxwell Roach), Билли Хиггинс (Billy Higgins), Элвин Джонс (Elvin Jones)…

– О'кей, ты почувствовал в себе тягу к традиционному направлению джаза, услышал в нем что-то ранее недоступное, и как это развивалось дальше?

– Я тогда не играл джаз на сцене. Меня не приглашали традиционные джазовые музыканты, потому что все знали, что Петя играет джаз-рок, фанк и фьюжн. И я стал заниматься, играя под джазовые записи и получая от этого огромное удовольствие. Я начал нарабатывать какие-то идеи из джаза и даже стал пытаться переносить их в ту музыку, которую я в то время играл, в плане звука, в плане каких-то сольных фраз. Потом я понял, что из всего джаза мне ближе всего направление cool, которое начало развиваться после появления стиля би-боп (bebop), когда часть музыкантов трансформировалась в хард-боп (hard bop), а часть в кул-джаз, часто именуемый «прохладный» джаз. Если очень грубо его описать, то суть заключается в том, что в основном кул-джаз играли белые музыканты, такие как Чет Бейкер (Chesney «Chet» Вaker), Стен Гетц (Stan Getz), Джерри Маллиган (Gerry Mulligan), Билл Эванс (Bill Evans) – можно перечислять достаточно долго. И это была первая встреча академической музыки и джаза. То есть какие-то идеи из классической, академической музыки начали внедряться в джаз и совмещаться. В этом была принципиальная особенность кул-джаза. И вот именно в этом жанре появилось немножко меланхоличное настроение, какие-то «вдумчивые» произведения.

Узнав о моём увлечении кул-джазом, Араик [Араик Акопян – арт-директор Клуба Алексея Козлова] предложил мне делать тематические джем-сэйшны. Так и родилась идея «Прохладных» Вторников (в переводе слово «cool» также означает «прохладный»), которые стартовали буквально в начале февраля этого года.

– Стилистическое направление джемов – понятно. А в чем заключается основной их смысл лично для тебя? Ведь с твоей востребованностью и графиком выделить время и периодичность для нового проекта – задача не из простых.

– Я на этих джемах отдыхаю. Почему? Потому что в большей части проектов я сталкиваюсь с тем, что мне нужно играть достаточно сложную, написанную музыку. Иногда это приходится делать с одной репетиции, потому что каждый коллектив играет примерно раз в месяц, и времени на репетиции не хватает. Разумеется, все композиторы пишут новые вещи, и эти вещи достаточно непростые. Бывает, в условиях цейтнота приходится с одной репетиции осваивать какие-то оригинальные объёмные вещи и сразу же играть их на концерте. Это – достаточно тяжелая мозговая деятельность и нагрузка. Конечно, меня выручает большая практика, но ощущения расслабления и погружения в кайф очень трудно достичь, пока ты не выучил материал. Поэтому «прохладные вторники» для меня – это возможность поиграть джазовые стандарты, попрактиковаться поиграть без нот, без всего, просто получить удовольствие и отдохнуть.

Также важно, что ко мне стало приходить достаточно много хороших молодых музыкантов, очень интересных, которые младше меня лет на десять, и я стал понимать, что мне очень интересно общаться с молодежью. Мне кажется, что мы много даем друг другу взаимно, получается очень важный такой обмен. Они мне дают что-то, чего мне никто другой не может дать, я надеюсь, что я им – тоже, и это взаимодействие постепенно стало для меня важнее, чем соблюдение непосредственно формата джема. Поэтому я снял «кул-джазовые» ограничения, в разумных пределах, конечно, и открыл сцену для солистов, чтобы они играли те джазовые пьесы, которые заявляют в списках. И в общем я чувствую себя с этим подходом очень хорошо, потому что мы делаем общее дело вместе, и я даю возможность молодым музыкантам почувствовать сцену немножко по-другому. Я не склонен к тирании…

– Все вы не склонны, понятно. А скажи, пожалуйста, есть ли какой-то критерий отбора: вот этого возьму, этого нет, или ты выпустишь на сцену всех, кто пришёл и записался?

– Основной критерий – насколько уважительно человек относится к тому, что мы делаем на этих концертах. Для меня самое главное – чтобы человек хотел развиваться, а не самоутверждаться. Для самоутверждения есть другие места, и я не хочу, чтобы это происходило на моих мероприятиях. Поэтому я рад видеть тех, кто открыт к познанию, кому интересно развиваться, пробовать что-то новое, а также давать другим музыкантам делать то же самое.

– Я так понимаю, что ты заранее не регулируешь какую-то численность или состав музыкантов предстоящего джема, не рассылаешь приглашения. А откуда они в принципе берутся?

– Во-первых, разумеется, есть хаус-бэнд. В него сейчас входят Наташа Скворцова на фортепиано, Антон Горбунов на контрабасе (чаще всего) и я очень люблю играть либо с Ваней Акатовым, трубачом, либо с Тимуром Некрасовым, саксофонистом. Но иногда мы приглашаем других музыкантов и создаем разные конфигурации. Мы играем примерно час, а после этого начинается собственно джем-сейшн. Откуда приходят музыканты? В основном это студенты, ученики Ордынки, Гнесинки, колледжей эстрадно-джазовой музыки. Они приходят не только учиться играть, но и просто для общения в своём кругу: для обмена информацией, какими-то предложениями работы…

– Ты мог бы кого-то выделить из молодых исполнителей, участвующих в твоих джемах?

– Пожалуй, я бы выделил саксофониста Сашу Бунча, тромбониста Петю Волкова, трубача Серёжу Попова, вокалисток Дашу Захарову, Олю Веснину, Яну Успенскую, контрабасист очень интересный приходит – Антон Нетёсов… А так – все ребята по-своему самобытные, с искоркой.

Вибрации в тишине

– Ежедневные занятия, репетиции, концерты, гастроли оставляют хоть какое-то время на увлечения? Чем ты живёшь вне музыки?

– Я немного увлекаюсь психологией, люблю прогулки на свежем воздухе, люблю общение с людьми. Не виртуальное – реальное общение. При этом я также люблю полную тишину: у меня дома нет ни компьютера, ни телевизора. Я ставлю всякие ароматические палочки и либо слушаю музыку на небольшой такой колонке, либо нахожусь в тишине, предаваясь рефлексии и размышлениям.

Я пришёл к убеждению, что музыка должна оказывать на людей терапевтический эффект. Больше всего мне хочется, как музыканту, создавать такие вибрации, которые бы расслабляли людей. Мы сейчас все утыкаемся в гаджеты и перенасыщаемся информацией. А когда ты приходишь на концерт какой-то негромкой, проникновенной музыки, когда у тебя час-полтора не возникает потребность смотреть в гаджет, – именно в этот момент твоя психика отдыхает и возникает некое воздействие, когда все видят какое-то другое пространство. И создавать такое воздействие – большое счастье для музыканта!

----

Вибрации, оказывающие терапевтический эффект, это не только счастье для музыканта. Это, в первую очередь, – счастье для слушателя! Момент духовного очищения и исцеления. И здесь не принципиально, какой инструмент заставляет вибрировать наши внутренние струны: рояль, контрабас, или калабаш…

Беседовал Владимир Радебергер

Петр Ившин барабанщик

__________________

Петр Ившин — виртуозный барабанщик, бэндлидер, композитор и аранжировщик, один из самых востребованных сессионых музыкантов на джазовой сцене. Сложно указать коллектив на российской эстраде, с которым был НЕ играл Петр Ившин - его музыкальное мастерство признано буквально всеми известными и активно гастролирующими музыкантами. Барабаны ившина звучат на многих растиражированных альбомах. Можно сказать, что Петр Ившин из той редкой породы барабанщиков, в игре которых главное место занимает музыка. Сольные партии в исполнении Петра всегда виртуозны, осмысленны и драматичны.

Петр Ившин родился в Москве, 12 мая 1985 года, семья много переезжала, поэтому перечень музыкальных образовательных заведений, где будущий барабанщик получал образование, имеет очень пеструю "географию". Отец музыканта в свое время учился в музыкальной студии при Львовской консерватории по классу фортепиано. Он и стал первым учителем музыки для Петра и до сих пор является для него поддержкой и музыкальным авторитетом.

Петр закончил Центральную специальную школу (ЦССМШ) при МГК им. Чайковского и РАМ им. Гнесиных '06.

Первый самостоятельный проект П. Ившина – 2002 год, «Sunlight».

Позже – «Игорь Бойко Бэнд», «Транс-Атлантик», «Vision of Sоund», «SPB Funk Alliance», «Total», «Genoa», «Среда обитания», выступал с такими выдающимися музыкантами как Chuck Loeb, Eric Marienthal, Dave Koz, Phil Perry, Brian Simpson, а также с живой легендой мирового джаза – саксофонистом Дэвидом Сэнборном. В настоящее время занимается проектом «ArtBeat Project».